Виктор Ширяев
Знаете, на самом деле, эта статья устарела ещё в момент написания, ведь со времен первой части уже всё изменилось. Сказанное на прошлой неделе не имеет никакого значения. Завтра никакого значения не будет иметь сказанное сегодня. Кто сегодня думает так, как вчера — никуда не двигается. Противоречу себе вчерашнему? О, это комплимент! Как сказал Уолт Уитмен в гениальной “Песне о себе”:
По-твоему, я противоречу себе?
Ну что же, значит, я противоречу себе.
(Я широк, я вмещаю в себе множество разных людей.)
Так вот, я закончил предыдущую запись словами Даниэля Канемана, одного из столпов когнитивистики: “То, что мы видим — это всё, что есть”? Но что это значит?
У каждого из нас, у любого человека, есть наш личный Weltanschauung, мировоззрение, сумма представлений о себе и мире, которые мы так любим принимать за мир; есть то, что Тимоти Лири и Роберт Уилсон очень иронично называли “туннелем реальности”. И мы постоянно подпитываем эти “туннели”, постоянно воссоздаем образ себя и мира, обновляем его через сложные системы обратных связей. Вместо того, чтобы посмотреть на то, как эти “туннели” создаются и воссоздаются, мы 99% времени заняты их содержимым. Другими словами, опять же, заняты тем, что, и редко обращаем внимание на то, как и где, хотя всяческая логика говорит о том, что к этому можно уже переходить где-то к концу подросткового возраста (при условии соответствующей культуры поддержки (culture of embeddedness Роберта Кигана)).
Что интересно, свежие данные нейронауки как раз и говорят о том, что поддерживание образа себя — это “дефолтное”, базовое состояние нашего мозга. Другими словами, вопреки представлению о том, что в то время, когда мозг не занят ничем конкретным — он собственно ничем и не занят, оказывается, что это совершенно не так. Выяснилось, что когда мозг не занят ничем конкретным — он занят тем, что воссоздает образы самости и мира через постоянную “бетономешалку”, в которой крутятся и бесконечно взаимо-информируют друг друга образы и мысли прошлого и будущего. Кьеркегоровское «Я это отношение, относящее себя к себе самому» оказывается очень точным определением абсурдности этого процесса. Именно потому так интересна практика осознанности (mindfulness), которая позволяет занимать мозг направленным вниманием, постепенно замещая дефолтную программу “поддерживания образа” на простое бытийствование.
Пожалуйста, посмотрите обалденную презентацию (на английском) от Келли Макгонигал (Kelly Mcgonigal, PhD) из Стэнфорда, сделанную на конференции Buddhist Geeks Conference 2011 как раз на эту тему:
А скачать видео можно тут (осторожно, 263 Мб)
Вообще, за последний месяц мне стало очень сложно говорить. Практически любое предложение представляется фальшивым, даже самое искреннее и простое. Сплошные кривые зеркала, из которых нет выхода, как нет выхода из себя. Любые мировоззрения, любые образы себя оказались напрочь лишенными всякого смысла. И поэтому единственный логичный шаг, в данном случае, это посмотреть на то, как они вообще конструируются — пойти к источнику. Еще когда я начинал серию новых записей, то говорил о своём интересе к мировоззрениям как метатеориям, к тому, как они создаются. Однако, только в последнее время этот интерес перешел из более академического к абсолютно насущному.
Выше я привел цитату из Кьеркегора из потрясающего (с поправкой на христианский язык) трактата “Болезнь к смерти”, в котором он говорит, что я это отношение, которое относится к самому себе. В другом месте, он говорит о том, что «отчаяние — это внутреннее несоответствие в синтезе, когда отношение относится к себе самому», таким образом приравнивая “я” и “отчаяние”. Именно в этом понимании заключается суть моего использования слов “правда” и “неправда” в прошлой записи. Потому что отчаяние возникает из ощущения своей фальшивости, неправдивости. Точнее даже, не самой неправдивости, а невозможности узнать правду из неправды. Всё, что я могу узнать, будет только добавлено к моей неправде. Таким образом, отчаянье возникает от того, что видится насквозь моя фальшивость, но “правда” и “я” — это разные, совершенно не пересекающиеся категории, и фальшивость эту никак не обойти. Словами самого Кьеркегора:
Если человек, который отчаивается — насколько он в это верит, — сознает свое отчаяние, если он бессмысленно говорит об этом отчаянии как о чем-то пришедшем извне..., если такой отчаявшийся изо всех сил желает превозмочь свое отчаяние через самого себя и только через самого себя, он заявляет, что не может выйти из такого отчаяния и что все его усилия лишь глубже погружают его в это отчаяние.
Ну, тут Кьеркегор делает ложный “финт ушами”, и говорит, что, сталбыть, выход есть только через Бога, т.е. вводит очередную катерорию в и так уже заваленный категориями ум. Я же полагаю, что путь пролегает совсем в другую сторону. Вместо новых категорий — необходимо смотреть, как и откуда они возникают; вместо ввода новых переменных — необходимо смотреть на то, что даёт им возможность меняться. Отчасти, это шаг в сторону гуссерлианского “жизненного мира”, т.е. всего того, что является константой прямого человеческого опыта, что обуславливает на наиболее базовом уровне наше восприятие. Что является константой прямого человеческого опыта?
Одновременно с исследованием “жизненного мира” — выяснением феноменологических констант — необходимо смотреть и на самые свежие данные нейропсихологии и когнитивистики, на биологические и психологические константы того, как мы конструируем знание и незнание, как мы познаём и воспринимаем. Это полезное знание. Однако, как и любое другое знание, оно не приведёт к правде. К правде, судя по всему, может привести только незнание, “раззнание” всего, что знаю.
Таким образом, каждый раз, когда я понимаю, что что-то узнал, что я что-то знаю, я понимаю, что необходимо сделать еще один шаг — дальше, в незнание. Не ещё один шаг, добавляющий новое знание, а ещё один шаг, помогающий выйти за знание, за любую спасительную карту, в которой так комфортно и усыпляюще.
И последняя на сегодня цитата:
— Каков, по-вашему, должен быть наибольший масштаб, чтобы карта стала по-настоящему полезной?
— Примерно шесть дюймов на милю.
— Только шесть дюймов! — воскликнул Майн Герр. — Мы довольно быстро дошли до шести ярдов на милю. Затем мы попробовали сделать карту в сто ярдов на милю. А затем нам пришла в голову самая грандиозная идея! Мы создали такую карту нашей страны, масштаб которой равняется миля на милю!
— И часто вы ею пользуетесь? — спросил я.
— Её ещё ни разу не расстилали, — сказал Майн Герр. — Крестьяне были недовольны. Они сказали, что если такую карту расстелить на всю страну, она скроет солнечный свет! Так что пока мы используем саму страну как её карту, и смело могу вас заверить, действует она преотлично. Льюис Кэрролл, “Сильвия и Бруно”.
Комментарии к слайду
Нет комментариев